Когда Дерхан, Ягарек и Лемюэль добрались до девятого этажа, они услышали голос Айзека. Он говорил – медленно, тихо. Слов разобрать не удавалось, но похоже было на монолог. И Айзек не делал пауз, чтобы услышать или увидеть реакцию собеседника.

Дерхан постучала в дверь, не дождавшись ответа, осторожно приотворила и заглянула.

Она увидела Айзека и еще одного человека. Прошло несколько секунд, прежде чем узнала Газида и поняла, что он зарезан.

Охнув, медленно вошла в комнату, а за нею проскользнули Ягарек и Лемюэль.

Они стояли и смотрели на Айзека. Тот сидел на кровати, держал пару насекомьих крыл и листок бумаги. Айзек посмотрел на вошедших и прекратил бормотать. Тихо заплакал. Открыл рот, и Дерхан шагнула к нему, взяла за руки. Он всхлипывал и прятал глаза. А лицо было искажено яростью. Она, ни слова не сказав, взяла письмо, прочла.

У Дерхан от ужаса затряслись губы. Преодолевая дрожь в руке, она передала письмо Ягареку.

Гаруда внимательно прочитал, но как отреагировал, определить было невозможно. Он повернулся к Лемюэлю, рассматривавшему труп Счастливчика Газида.

– Уже давно мертв, – заключил Лемюэль и взял письмо. Брови полезли на лоб. – Попурри?! – Воскликнул он. – Лин связалась с Попурри?

– Кто он? – выкрикнул Айзек. – Где этот гребаный кусок дерьма?!

Лемюэль глядел на Айзека, на лице была крайняя растерянность, в глазах мерцала жалость.

– О боги!.. Господин Попурри – это очень большая фигура, – незатейливо объяснил он. – Контролирует восточную часть города. Он преступник. Босс.

– Найду эту мразь и убью! Убью!.. – бушевал Айзек.

Лемюэль сочувственно глядел в блестящее от слез и слюны лицо Айзека.

«Не сможешь, Айзек, – подумал он. – Просто руки коротки».

– Ах, Лин... Почему же ты мне не сказала, на кого работаешь... – Айзек помаленьку успокаивался.

– Я не удивлен, – сказал Лемюэль. – О нем вообще мало кому известно. Слухи ходят, но не более того.

Айзек резко встал, вытер лицо рукавом, втянул носом воздух и высморкался.

– Ладно, надо ее выручать, – сказал он. – Мы должны найти ее. Давайте думать. Думать. Этот... Попурри считает, что я попробую от него сбежать, но он ошибается. Скажи, Лемюэль, как его можно найти...

– Айзек, Айзек...

Лемюэль судорожно сглотнул, кинул взгляд вправо-влево, медленно подошел к собеседнику, простер к нему руки в успокаивающем жесте. Дерхан посмотрела на Айзека, и на ее лице отразилась жалость пускай сдержанная, пускай мимолетная, но это точно была жалость.

Лемюэль медленно покачал головой. Взгляд был тверд, но губы кривились. Он подбирал слова.

– Айзек, я имел дело с Попурри. Ни разу с ним не встречался, но я его знаю. И знаю, как он работает. Знаю, как надо вести себя с ним. Знаю, чего можно ожидать. И такое я уже видел, именно этот сценарий. Айзек... – Он опять сглотнул. – Лин мертва.

Лемюэль поймал запястье Айзека, схватил не крепко и не агрессивно, но властно, заставляя выслушать и понять. Айзек затих, на лице – гнев и настороженность.

– Айзек, она мертва, – тихо повторил Лемюэль. – Дружище, мне очень жаль. Правда, очень. Ее больше нет. – Он отступил.

Айзек оцепенело стоял, только голова тряслась.

Открылся рот, как будто пытался выпустить крик. Лемюэль тяжело вздохнул и, отведя взор, заговорил медленно и тихо, словно рассуждая вслух:

– Зачем она ему живая? Это просто... просто бессмысленно. Лишние сложности... Нет, от нее проще избавиться. Он делает то, что считает нужным, – повысил вдруг голос Лемюэль и протянул руку, указывая на Айзека. – Он рассчитывает на твой приход. Он отомстил и теперь надеется, что ты клюнешь на приманку. Он хочет, чтобы ты оказался у него, а каким путем этого добиться, неважно. И если не убить Лин, она может доставить неприятности. Пускай на это крайне мало шансов, но все-таки исключать нельзя. Как приманка она годится и мертвая, ты ведь все равно за ней придешь. – Он печально покачал головой. – Так что ему ничто не мешало ее убить. Она мертва, Айзек. Мертва.

У Айзека засверкали глаза, и Лемюэль перешел на скороговорку:

– И вот что я тебе скажу: лучший способ отомстить – не позволить, чтобы Попурри наложил лапу на мотыльков. Он же их не прикончит, сам понимаешь. Будет содержать, получать от них сонную дурь.

Айзек вдруг сорвался с места, забегал по комнате, оглашая ее бессвязными криками гнева, бессилия, неверия. Бросился к Лемюэлю, принялся бессвязно умолять, уверять, что тот ошибается. Лин жива!

Лемюэль не мог вынести этой сцены. Он закрыл глаза и заговорил, перекрывая отчаянное бормотание ученого:

– Айзек, если ты пойдешь к нему, то Лин все равно не воскресишь. Да и сам наверняка станешь покойником.

Айзек умолк. Через несколько секунд долгой тишины встал. Руки у него тряслись. Он глянул на труп Счастливчика Газида, на Ягарека, молча стоявшего в углу, на Дерхан, выжидательно замершую, на Лемюэля, нервно следящего за ним.

И заплакал навзрыд.

Айзек и Дерхан сидели, обнявшись, и всхлипывали. Лемюэль подошел к пахнущему мертвечиной Газиду. Опустился перед ним на колени, левой рукой прикрыл рот и нос, правой разделил полы Газидова пиджака, склеенные засохшей кровью, и порылся в карманах. Его интересовали деньги или информация. Ни того ни другого.

Он выпрямился, осмотрелся, стараясь думать стратегически. Все может сгодиться: оружие, ценные предметы, улики.

Ничего полезного. Комната почти пустая. Болела голова – сказывались потревоженные сны.

Он чувствовал громадную тяжесть нью-кробюзонской сонной пытки. У самого под черепом шевелились, ползали сновидения, готовые наброситься, стоит лишь ему сомкнуть веки. Наконец он решил, что весь запас времени исчерпан. Бессонные ночи сделали его нервным. Лемюэль повернулся к сидящей на кровати жалкой парочке, махнул рукой Ягареку:

– Надо идти.

Глава 37

Следующий день выдался душным. Измотанный кошмарами город лежал безвольно, будто его поразила чума.

По преступному миру расползались слухи. Найдена мертвой Ма Франсина – ночью ее проткнули тремя стрелами, какой-то меткий лучник заработал у господина Попурри тысячу гиней. Не было вестей из Кинкена, из логова банды «Сиропная капля», в которой верховодила Ма Франсина, но и так все понимали: преступные группировки затеяли войну за раздел сфер влияния.

Обнаружились новые имбецилы-коматозники. Их все больше и больше. Постепенно растет тихая паника. Кошмары не прекращаются, и некоторые газеты их связывают с обезумевшими гражданами, которых находят каждый день. Тот сидел за столом у себя в комнате, бессмысленно пялясь в разбитое окно, другой лежал пластом на улице и мычал. К лицам этих бедняг прилип запашок гниющей цедры.

Это поветрие безумия было неразборчивым. Оно поражало и целых, и переделанных. И людей, и хепри, и водяных, и вирмов. Даже городские гаруды падали с крыш. Страдали и другие, более редкие существа.

Взошедшее над Курганом Святого Джаббера солнце осветило троу, его мертвенно-бледные конечности были тяжелы и безжизненны, хоть он и был еще жив, хоть он и дышал, склонив голову над украденным и позабытым куском мяса. Должно быть, троу выбрался из канализации, чтобы поискать себе пропитания в объятом ночью городе, и тут его заметил мотылек.

Милиционеры Восточного Гидда увидели еще более дикую сцену. В кустах, что окружали Гиддскую библиотеку, лежали двое. Юная проститутка со слезами зубов на шее была мертва, она истекла кровью.

На ней вытянулось тощее тело известного в районе человека, владельца маленькой, но прибыльной ткацкой фабрики. На его лице запеклась кровь шлюхи. Глаза невидяще смотрели на солнце. Он был жив, но начисто лишился рассудка. И раньше ходил слушок, что Эндрю Сент-Кадер – вовсе не тот, кем кажется, но еще страшнее было открытие, что даже вампир может стать жертвой мозгососов. Город содрогнулся – неужели эти бациллы, или духи, или демоны настолько могущественны, неужели против них нет защиты?